Здесь! Очень! Стремно!

Не могу сказать, что я бесстрашен, и никогда не испытывал ужаса под артобстрелами на Донбассе, в Сирии, страха в Ираке и тревоги после нелегального путешествия по Турции с отрядом курдских партизан. Но ЦАР - это тот самый in the middle of nowhere. Жопа. Полная.

Это пишет военкор информагентства ФАН Кирилл Романовский. Сейчас он работает в Центрально-Африканской Республике. Той самой, где 30 июля при загадочных обстоятельствах были убиты другие российские журналисты - Александр Расторгуев, Орхан Джемаль и Кирилл Радченко, прилетевшие в Банги снимать бойцов российских частных военных компаний без договоренности с ними самими. Как сообщают СМИ, Кирилл Романовский передавал организаторам командировки коллег телефон их предполагаемого проводника и консультанта Мартина. В своем посте в Facebook репортер красочно описывает, что из себя представляет эта страна, где иностранные компании борются с местными бандами и друг с другом за контроль над урановыми и алмазными шахтами.

"Крик души... Друзья и подписчики все время желают мне и команде успеха и прежде всего – безопасной работы. Должен признаться, что за прошедшие две недели немного поколесив и полетав по ЦАР, соприкоснувшись с местной жизнью и менталитетом аборигенов, первое, что я должен сказать всем интересующимся: здесь! очень! стремно! Стремно и тоскливо.

Тоскливо от собственной беспомощности и перманентного желания 99% населения нажиться на тебе всеми традиционными и оперативно выдуманными способами.

Не могу сказать, что я бесстрашен, и никогда не испытывал ужаса под артобстрелами на Донбассе, в Сирии, страха в Ираке и тревоги после нелегального путешествия по Турции с отрядом курдских партизан.

Сегодня, оценив результаты 14 суток нашей работы в ЦАР, я пережил внезапный приступ бессилия перед некими духами, населяющими все (буквально все!) социальные, властные, экономические структуры и сам воздух.

Давайте так: здесь жизни нет. В привычном вам понимании. Нет и смерти в привычном нам культурулогическом смысле. Смерть же биологическая повсеместна. Государственные институты исполнены в условных рамках европейских социальных и государственных канонов, чтобы, подобно фальшфасаду, прикрыть от потенциальных инвесторов и миротворцев информационную энтропию местной системы.

Вот представьте: вас по предварительной договоренности с государственными структурами в поездках по стране охраняют жандармы... Постоянно требующие денег на бензин для своего автомобиля... Также мы подкармливаем двух жандармов, путешествующих с нами в одном микроавтобусе, так как ни сухих пайков, ни денег на питание исполнительная власть ЦАР им не выдает.

Солдатик FACA дежурит у шлагбаума на КПП в городке Сибю. Погибшие проезжали именно через этот блокпост. На КПП даже есть журнал с записями о регистрации проезда ТС через КПП. Записи спорадические. Кого-то регистрируют, кого-то нет, разобраться в этих каракулях невозможно. Солдатик говорит, что в тот страшный вечер пропускал коллег через КПП, но отказывается реагировать на наши дальнейшие вопросы и с молчаливого согласия своего командира требует от нашей группы 200 000 местных франков на лапу за «кое-какую инфу» (1$ - 557 франков).

И так в ЦАР устроены все структуры на всех уровнях. От жандарма до прокурора, от официанта до менеджера, и от последнего села до самого центра столицы.
Правительство ничего не контролирует. Оно больше похоже на статичную Брейгелевскую фигуру, смотрящую из окна на происходящее и демонстративно размышляющую о том, как на весь этот бардак реагировать.

Конечно, с 2016 года в ряде насленных пунктов обстановка стабилизировалась, и по Банги можно гулять в светлое время суток даже без охраны. Но... здоровенный квартал в столице, забитый до отказа всяким бандитским отребьем, живущим рекетом и регулярно устраивающем перестрелки за контроль над рынками. Солдаты миссии MINUSCA, сбывающие боеприпасы этим бандам.

Импровизированные деревянные шлагбаумы, появляющиеся не только на проселочных, но и на основных дорогах. Местный мелкий рекет. Организаторы этих «КПП» разбегаются только после угрожающих воплей жандармов, не забывая, впрочем, уворачиваясь от пинков, протягивать руки за неким «подаянием». А если бы жандармов с нами не было?

Антисанитария, безумие расписных деревянных ларьков с вывесками «продовольствие» и «бутик», огромные рыночные развалы поношенных вещей. Тазы с гусеницами, крылатые муравьи, намазанные на хлеб, тошнотный запах маниоки, информационные щиты, призывающие не справлять нужду в кустах и на обочинах. Малярия, желтая лихорадка, гельминты, мангровые мухи. Деревни без электричества, дети-попрошайки, торговцы бензином, разлитым по бутылкам. И музыка. Музыка есть. Много. Из каждого утюга. А жизни нет. И надежды на нее нет.

Есть островки, напоминающие о жизни. Пучки свежих румяных багетов в грязных корзинах посреди вонючего рынка. Заправки в Банги. Некогда красивая набережная. Продуктовые магазины, в которых местные не могут позволить себе 90% продуктов, прибывающих самолетами из Судана, Египта, Марокко. Бесспорно, в 2013-2016 годах общее положение дел было схоже с сюжетом Mad Max, и движение к улучшению условий жизни есть, но пока не очень сильное.

Местные едят маниоку. И мясо. На процедуру приготовления этого мяса, будь то копчение или варка, невозможно смотреть. Поверьте, я привык к условиям полевой жизни еще в юности...

Сегодня размышлял о том, сколько здесь можно протянуть, если работа затянется. А затянется она практически гарантированно. Еще дней на пять минимум. И это если мы не влипнем в очередной всплеск внезапных конфликтов местных мусульман, христиан, скотоводов и властей? 

Внимание людей на улицах к белым репортерам, уверен, является доброжелательным лишь в случае наличия охраны. Разумеется, и добрых людей хватает.

Но как их различить в толпе? Когда за твоей спиной стоят два вооруженных жандарма, толпа аборигенов вполне мирно с тобой контактирует. Однако, то и дело ловишь на себе оценочные и недобрые взгляды.

Практически уверен, что местные вполне привычно размышляют о том, что бы они могли с тебя поиметь, будь ты без жандармов и не на центральной улице.

Миссионер из Конго, исполняющий обязанности кюре в католическом храме Святой Девы на границе с мусульманским кварталом, рассказывает, как в мае во время воскресного молебна на территорию храма ворвались бандиты и закидали прихожан гранатами. Фасад и стена справа от алтаря – в характерных дырках. Несколько погибших и куча раненых.

Погиб его предшественник – кюре.

Миссия ООН не контролирует фактически ничего. Пакистанские и кенийские «миротворцы», как нам поведал в ходе беседы начальник разведки армии ЦАР, даже в светлое время суток стараются не выходить за пределы своих баз. Администрация, демонстративно посаженная правительством в населенных пунктах вроде Декоа, ничего не решает и не может.

В Бриа, если верить местным, бандиты из Анти-Балака по договоренности с миссией ООН несут полицейскую службу в огромном легере беженцев, раскинувшемся на окраине городка. И регулярно перестреливаются с мусульманами, расположившимися на другом берегу местной речки. Собственно, сразу по прилету мы были встречены эхом трескотни крупнокалиберного пулемета в паре километров от взлетной полосы.

Это тот самый in the middle of nowhere. Жопа. Полная. В первую очередь - экономическая. Мангумба. Повсеместная. Да, война закончилась, электричество есть в городе, в магазинах появилась еда, правоохранительная система перестала опираться на ситуативные решения полевых командиров.

Но ночью... В столице и за ее пределами быть ограбленным, избитым и утопленном в луже можно, полагаю, без особых проблем. Просто потому что ограбление, смерть, тупорылое желание наживы – привычные компоненты местной реальности. Настолько привычные, что на них никто не обращает внимания.

Допускаю, что в 2016 нас бы просто застрелили в аэропорту. Сейчас не застрелили и даже вежливо приняли. 

Но полиция по-прежнему боится, армия, наверное, побоеспособнее, чем во время переворота, но и тут свои нюансы. Администрация недоукомплектована, детская смертность огромна, средняя продолжительность жизни – примерно 45-50 лет. 

Банги кишит французскими, американскими, индонезийскими, пакистанскими вояками и полицейскими. Не уверен, что агитационные плакаты и надписи на площадях, призывающие к сплочению нации вокруг демократических принципов, способны дать населению надежду на «возрождение народа и государства», на укрепление мира и на какое-либо осознанное будущее.

Интересно, какой будет эта страна, если нынешнему президенту Туадере удастся сохранить власть и восстановить полноценный контроль над территорией? И способно ли влияние России в случае возобновления тлеющего конфликта власти со всеми здешними селеками-балаками дать эффект схожий с результатами люлей, отвешенных ИГИЛоидам в Сирии?"