Поведение чиновников и правоохранителей выбивается из шаблона общечеловеческих ценностей. Система работает так, что простолюдину все сложнее достучаться до власти с криком о помощи. Пройдя круги бюрократического ада и унижений, дочь больной раком жительницы Севастополя дошла до Путина, но было уже поздно. Два года назад корреспондент «Примечаний» стала свидетелем начала истории. 16 мая на медиафоруме ОНФ Маргарита Пронина, автор репортажей на телеканале НТС о Наталье Красулиной и ее больной 54-летней матери Елене, сообщила, что женщина умерла. Она так и не дождалась химиотерапии. Уголовное дело, которое возбудил Следком, сейчас дело пытаются замять. Владимир Путин пообещал разобраться в ситуации — не только с Красулиной, но и в целом проверить местную медицинскую действительность. А действительность такова, что чиновникам на местах плевать на граждан. И если ты посмеешь громко попросить о помощи — готовься к репрессиям.
16 сентября 2017 года автор этих строк стала свидетелем, как полиция по отмашке охраны губернатора жестко «вяжет» Наталью Красулину, посмевшую подойти к Дмитрию Овсянникову на Крымском военно-историческом фестивале, чтобы попросить квоту на срочную операцию для больной матери. Тогда по просьбе Натальи, которая боялась навредить матери оглаской, мы отказались от публикации. Теперь уже терять Наталье нечего.
Итак, 2017 год, село Первомайка, г-н Овсянников и его свита рассаживаются по машинам, чтобы осмотреть фестиваль реконструкторов «Федюхины высоты». В этот момент служба безопасности Овсянникова перехватывает на пыльной дороге хрупкую прилично одетую девушку. «Пропустите меня к губернатору, мне нужно его попросить! Отпустите меня! Не трогайте меня!» — кричит она. На помощь бегут полицейские и силой оттаскивают ее подальше от важных персон, чтобы не мешать их приятному отдыху.
Корреспондент «Примечаний» услышала женские крики и побежала смотреть, кто кричит и что происходит. Метрах в ста от кортежа первого лица города стояла Наталья в окружении трех полицейских и одного сотрудника охраны губернатора (тогда он представился как Валерий, работает в службе безопасности до сих пор).
Девушка стояла в одном босоножке, и с ногами по колено в грязи. Ее сын лет десяти держал в руке слетевший в процессе борьбы второй босоножек и испуганно озирался по сторонам. Полицейские держали ее за руки и пытались увести из людного места.
— Че вы орете? Че вы орете? — кричал один из полицейских.
— У меня мама умирает, я помощи хочу.
— Это провокация! — кричал другой стаж порядка. — Покажите, где она умирает?
Когда я попросила объяснить ситуацию, охранник губернатора и правоохранители попытались увести и меня. После обещания написать об этом в СМИ тон их немного смягчился.
— Зачем? Гриша уже записал, — сказал сотрудник охраны губернатора, видимо, имея в виду его пресс-секретаря Григория Буйлова. И, узнав данные журналиста, пошел докладывать по телефону.
Кортеж губернатора отбыл в сопровождении пула журналистов, ни один из которых не подошел посмотреть, почему женщина с маленьким ребенком кричит посреди дороги в окружении полиции.
Моя попытка увести заплаканную женщину в шатер пресс-зоны, чтобы успокоить и оказать помощь, наткнулась на сопротивление полицейских. Они настаивали, чтобы женщина успокоилась где-то у них. Наталья идти с силовиками боялась. Они тянули время: взяли у нее паспорт и отошли проверять данные по телефону.
Тогда Наталья впервые рассказала свою историю. Чиновники в операции матери отказывают, платное лечение обойдется в 600 тысяч, таких денег у нее нет.
В это время к Красулиной подошел представитель казачества, следившего за порядком на фестивале. «Если у вас умирает мама, надо в церковь идти, а не к губернатору», — со знанием дела заявил он.
Спустя десять минут Наталье, наконец, отдали паспорт и посоветовали записаться на прием к заму губернатора по социальным вопросам.
«Да нету вашего приема, не пробиться туда! — взорвалась Наталья. — Нужна дальнейшая лучевая операция. В горздраве квота висит два месяца, хотя срок ответа пять дней. В декабре в больнице Бурденко (в Москве) сделали операцию, и у мамы отнялась вся левая сторона. Она девять месяцев лежит парализованная в 52 года. Я бьюсь, бьюсь и никак не добьюсь. В онкологии все делают, лекарства дают. Сказали обращаться в департамент, а он ничего не делает, просто тянут время, а моя мама за это время может умереть. Ну почему так охраняется?!
Тут все скрывают — это Севастополь. Здесь ничего не добиться. Больница Бурденко выписывает квоту, а сами на квоту не берут. Почему я должна кричать и позориться?! Почему?! Это право на лечение.
Я же тоже человек, и мама на моих плечах девять месяцев. 14 химиотерапий, организм отказывает, нужно срочно дальнейшее лечение. Она просто лежит и умирает, а я должна сидеть и смотреть и ни к кому не подходить. Встал стеной и не дает подойти, я прямо самый главный враг», — плакала Наталья.
Пресс-секретарь губернатора Григорий Буйлов тогда заверял «Примечания», что Дмитрий Овсянников поручил главе горздрава и профильному вице-губернатору разобраться и доложить о результатах. Но, как показало время, никто ни в чем разбираться не стал. Может быть теперь по распоряжению президента с этой историей разберутся, и, может быть, даже виновные понесут наказание. Но человека к жизни это не вернет.
А сколько таких историй, о которых мы просто не знаем?
Теперь в Севастополе ходят слухи о скорой отставке если не губернатора, то главы горздрава. Мы не тешим себя надеждами, что смена вывески над этим бездушным чиновничьим балаганом что-то радикально изменит. Но может стоит хоть иногда включать человечность?
Свежие комментарии