30 секунд, которые уничтожили города
У школьников заканчивался третий урок, в детских садах малышня собиралась на прогулку, студенты слушали лекции. На заводах и фабриках вовсю шел рабочий день, кто-то работал в кабинетах, кто-то вел машину. На часах было 11:41.
В следующие 30 секунд земля ушла у них из-под ног в прямом смысле этого слова. Хотя даже местные жители, знающие, что такое землетрясение (этот район очень сейсмоопасный), были уверены — это война началась, город бомбят. Уже потом специалисты сравнят мощность толчков со взрывом десяти ядерных бомб, которые были сброшены на Хиросиму. Земля пошла штормовыми волнами, которые скидывали и растворяли в себе дома, кварталы, города. Первыми сложились новые постройки. Оказалось, что многоэтажки возводили без учета сейсмичности этих мест. В эпицентре землетрясения был город Спитак.
Сила толчков там достигла 10 баллов (по 12-балльной шкале). Этот 17-тысячный город исчез за те самые 30 секунд. На 80% был разрушен второй по величине город республики — Ленинакан (сейчас Гюмри). Также пострадали города Степанаван, Кировакан (сейчас Ванадзор) и еще более 300 населенных пунктов. Волна, вызванная этим землетрясением, обогнула земной шар. Ее отголоски зафиксировали научные лаборатории в Азии, Австралии, в Европе и Северной Америке.
Когда толчки прекратились, города погрузились в облако пыли. И после секунды тишины раздался крик, вой и стон. Люди пытались найти своих родных, бежали к детским садам и школам, куда утром отправили детей…
Общее горе
К удивлению всех жителей Советского Союза, программа «Время» почти полностью была посвящена землетрясению в Армении, в отличие от других чрезвычайных ситуаций, о которых жители страны узнавали не сразу и не всё. Поэтому уже на следующий день во всех республиках простые граждане начали собирать помощь. Люди из своих запасов отправляли продукты, вещи. Деньги собирали даже на улицах. В пунктах сдачи крови стояли очереди.
О трагедии говорили каждый день.
Землетрясение в Армении стало, наверное, последним, что объединило всех жителей СССР. Вот только никакого плана спасения у властей в то время не существовало. В первые сутки к месту трагедии не могли доставить ни одного подъемного крана. Дороги были разрушены, пробки растянулись на километры.
На помощь отправили военных из ближайших гарнизонов. Стали прибывать медики. В Ленинакане разбирать завалы выпустили даже заключенных из тюрьмы. И в это время со всех республик в Армению ехали спасатели-альпинисты.
Сергей Щетинин, председатель Высшего совета Общероссийской общественной организации «Российский союз спасателей», в тот момент работал инструктором-спасателем во Владикавказе (тогда еще Орджоникидзе). О трагедии он узнал в тот же день. Команда добровольцев из 14 человек собралась быстро, это были альпинисты с опытом спасательных операций в горах. В старый уазик загрузили нехитрое снаряжение: ломы, веревки, носилки, рации. Больше суток пробирались по Военно-Грузинской дороге, заваленной снегом. Местные жители, узнав, куда едут альпинисты, помогали пробивать путь.
"В Ленинакан мы приехали в ночь с 9 на 10 декабря, — рассказывает Сергей Щетинин. — Электричества не было, только костры горели кое-где. Начало светать, и мы увидели эту картину. Разрушенные дома, люди, которые ходят по руинам, раненые, окровавленные, перебинтованные… И тела погибших, выложенные вдоль домов. А в воздухе стояла какая-то странная дымка. Это был ад."
К спасателям тут же подбежали люди. Стали просить помочь разобрать завалы, найти их близких. Не было времени даже лагерь поставить, Щетинин с командой просто бросили вещи и тут же принялись за работу.
"И работали трое суток, практически не останавливаясь, — вспоминает спасатель. — Нужно было успеть. Люди под руинами умирали от ран, от холода. Каждая секунда — это чья-то жизнь. Только через три дня удалось хоть немного поспать."
Выжившие ночевали на улице, несмотря на ночные морозы. Люди боялись заходить в уцелевшие дома, опасаясь повторных толчков. Гуманитарная помощь только начала приходить и растворялась в толпе голодных и замерзающих.
Никакой координации, командования в спасательных работах не было. Добровольцы сами принимали решение, какой завал разбирать.
"Мы раздобыли автомобильные домкраты, с их помощью поднимали плиты. Кран удалось найти только через несколько дней. Мы тогда еще не знали о часе тишины, но как-то интуитивно к этому пришли. Стучали, замолкали и слушали в надежде, что кто-то отзовется. Доставали людей, отдавали медикам и снова разбирали завалы."
В первые дни удавалось спасти многих. Но уже через трое суток стуки и крики из-под завалов практически прекратились. Люди умирали от ран и холода, так и не дождавшись помощи. Конечно, были фантастические случаи спасения. Например, на весь мир стала известна история Эммы Акопян. За секунды до первых толчков землетрясения ее трехмесячная дочка Мариам заплакала, и женщина подошла к ее кроватке. Дом начал рушиться, стены — падать. Эмма успела прижать ребенка к себе и тут же оказалась под завалом, зажатая со всех сторон плитами. Первые дни мать кормила дитя грудью, но молоко закончилось и тогда Эмма порезала палец и стала кормить девочку своей кровью.
Через семь дней заточения их учуяла собака французского спасателя. Эмма услышала человеческий голос и начала кричать.
Запах бензина и трупов
На четвертый день после землетрясения в Ленинакан приехал альпинист-спасатель Владимир
Кавуненко. Спасательными работами в горах он занимался с 1953 года.Опыт работ после землетрясения у него уже был. В 1970 году Кавуненко побывал в Перу, помогал разбирать завалы и сам видел уцелевшую статую Христа, возвышающуюся среди руин. К 1988 году он воспитал десятки, а то и сотни спасателей-альпинистов по всей стране.
"Перед отлетом из Москвы я разослал письмо по всем альпинистским базам страны с призывом ехать в Армению как можно скорей. Когда добрался до Ленинакана, наши добровольцы уже были на месте и работали. Нами никто не руководил, никакой информации не было. Видели тогда и иностранных спасателей. В яркой спецодежде, с диковинными для нас инструментами, с собаками. Но и им было тяжело работать без координации. Я раздобыл машину и начал объезжать населенные пункты, которые пострадали от землетрясения. Нужно было понять, где нужна наша помощь, а где люди уже работают.
Самая страшная картина была в Спитаке. В Ленинакане, несмотря на все разрушения, оставалось ощущение жизни. А Спитак — мертвая каменная пустыня. Помню одну бабушку, которую мы там встретили. Она сидела среди камней, жгла костер. Не кричала, не плакала, не просила о помощи. Мы подбежали к ней, хотели забрать с собой в Ленинакан, накормить, отвезти к врачам. А она нам спокойно говорит: нет, никуда я не пойду, все мои дети и внуки под этими камнями, и я тут останусь. И она это так уверенно сказала, спокойно.
Погибших доставали из-под завалов. Людей поздравляли, если им удавалось найти тело родственника и предать его земле.
Тысячи оставались пропавшими. На заборах и уцелевших стенах дрожали приколотые записки с именами и местом для встречи — а вдруг родной человек жив, просто потерялся в этом безумии. Похороны не прекращались. Правда, возникла другая проблема: не хватало гробов.
"Была одна картина, которую я не могу забыть до сих пор, хотя уже 30 лет прошло и я многое видел в жизни, — вспоминает Кавуненко. — Мои ребята разбирали завалы школы. Я подхожу, а они стоят в полном оцепенении. Перед ними 35 детских тел. Они их только что достали. Но вот опознать и забрать малышей некому."
Известна история французского спасателя, у которого остановилось сердце. Не выдержал рассудок у одного из крановщиков. Он разбирал завал школы, поднял плиты и обнаружил целый класс мертвых детей младшего возраста.
"Психологически это было сложно пережить, нужна закалка определенная, — вспоминает Сергей Щетинин. — Но тогда мы просто работали, нельзя было допускать эмоции. У некоторых ребят из нашей группы проблемы начались через несколько лет. Кошмары, бессонница. Для многих, например, запах бензина долгие годы ассоциировался с трупным запахом. Так получилось, что у нас в автобусе разлилась бочка с бензином и все наши вещи и продукты пропахли. Все, что мы ели в те дни и носили, воняло бензином
А через несколько дней после того, как мы приехали, в городе появился трупный запах: ночью заморозки, а днем-то было тепло. И вот эти запахи связались в сознании. Мужики рассказывали: стоишь на заправке, запахло бензином — и будто вновь в Армении оказываешься."
Еще одна история, которую пересказывали все журналисты в те дни, связана с 14-летним мальчиком из деревни Налбан. Из большой семьи выжил он один. Подросток сам, не дождавшись помощи, откопал из-под обломков 11 своих родственников и сам их похоронил.
Правила, написанные кровью
Добровольцы продолжали работать на завалах еще несколько недель, пока не стало ясно — спасать больше некого. Начались работы по восстановлению.
"Вернувшись домой, я еще месяц писал письма с просьбой не увольнять с работы ребят, которые поехали добровольцами, — рассказывает Кавуненко. — Кто-то взял отпуск, а кому-то его не предоставили. И, видя весь хаос, я понял, что нам нужна служба спасения."
В 1990 году была создана Комиссия по чрезвычайным ситуациям, а после развала СССР было создано МЧС.
"Был переходный период, в самом конце 1980-х годов, когда мы, инструктора-спасатели, вообще никому не нужны были, — рассказывает Щетинин. — Деньги нам не платили. Чтобы заниматься спасательными работами в горах, нам с добровольцами приходилось искать работу на стороне. На эти деньги жили, покупали снаряжение, ходили в горы."
Владимир Кавуненко мечтал о службе спасения по австрийской модели, которая наполовину состояла из постоянных работников, а наполовину из добровольцев. Но в итоге победил проект Сергея Шойгу, который организовал МЧС в нынешнем виде. Тем не менее Владимир Кавуненко считается одним из основателей российской службы спасения.
Сергей Щетинин начал работать в МЧС с самых первых дней.
"Многое черпали из опыта спасателей других стран, — рассказывает Щетинин. — Нам повезло, мы могли брать самое лучшее, учиться на чужих ошибках, при этом используя свой опыт. С каждой катастрофой мы учились."
В авиации говорят, что их правила написаны кровью. Это справедливо и для спасателей.
Свежие комментарии