— Константин Эдуардович, в отличие от довольно спокойного 2017 года, минувший был богат на политические события. Президентские выборы, пенсионная реформа и другие непопулярные инициативы, неожиданные результаты губернаторских выборов, ряд громких скандалов. А как бы вы обрисовали 2018 год?
— Я думаю, что 2018-й был переходным годом. Очевидно, что и в сознании людей, и в политической жизни происходят серьезные сдвиги. Мы находимся в состоянии транзита. Куда? Вопрос открытый. Реакция нашей власти на вызовы и угрозы часто носит рефлекторный характер, а не характер предупреждающих действий. К системным институциональным переменам власть по ряду причин не готова. Понятно, что старая модель себя исчерпала, а убедительной новой нет. Ясно и то, что те идеологемы, которые были предложены обществу после 2014 года, себя исчерпали. Рассказы о том, что во всем виновата Америка, что вокруг нас кольцо врагов, а мы осажденная крепость, поднимаемся с колен и все прочие радости и печали, уже не дают желаемого эффекта. В то, что пятая колонна подрывает нашу экономику, поверить вообще невозможно. Перестала работать и попытка дать людям образ будущего. Скажем, стратегия-2020. Кто сейчас о ней помнит? Никто! План Путина, образ отдаленного будущего должен был компенсировать неудобство дня настоящего. Многие поверили, что страна на подъеме. Но ожидание затянулось, а люди хотят жить здесь и сейчас. Но то, что предлагается сейчас — это либо громкие лозунги, либо косметические меры. Новые форматы Госсовета или ротация кадров «Единой России» не дают ответа на вопрос, как сделать Россию по-настоящему конкурентоспособной, как обеспечить ускоренное развитие. Я бы даже не стал говорить о прорыве. Потому что прорыв — это очень странное слово применительно к сегодняшнему дню.
— А как именно трансформируется общественное сознание?
— Во время президентской кампании шла безудержная накачка социального оптимизма. Многие думали, что если мы с Путиным вошли в кризис, то мы с ним же должны из него выйти. Он нас выведет, он знает что делать, у него есть программа. Но выборы закончились, и мы получили пенсионную реформу. Ожидания оказались нереализованными. Как результат — рекордный отток капитала, падение социального самочувствия и нарастание пессимизма в отношении будущего. Мы уже не сравниваем свою жизнь с той, что была в 90-х. Базовые запросы за последние 20 лет сильно поменялись, выросло новое, совсем другое поколение. Для них база — это не только зарплаты, но и среда обитания, безопасность, нормальное здравоохранение, образование, самореализация и возможность путешествовать.
Есть вещи, которые начинают людей откровенно раздражать. Многие считают, что мы живем в кастовом, сословном, корпоративном обществе. Нет равенства перед законом, как это декларируется. Ощущение несправедливости, помноженное на отсутствие экономических улучшений (реального роста доходов, благосостояния, уровня жизни), дают эффект снежного кома. Поэтому самый большой запрос сегодня — это запрос на справедливость и уважение. Еще есть запрос на равенство. В широком смысле этого слова как равенство возможностей в первую очередь. Мы готовы терпеть экономическое неравенство, особенно когда понятно, что человек, у которого есть деньги, получил их честным путем. А если источники происхождения средств не очень понятны и по определению являются нечестными, это раздражает. Не меньше раздражает и сужение пространства свободы, коридора возможностей. Долгое время у нас системообразующим было понятие стабильности. Сейчас это слово стало звучать значительно реже, оно тоже вызывает раздражение. Стабильность чего? Стагнации? Я не хочу огульно критиковать российские власти. Они делают ставку на медленную эволюцию. Но есть вещи, которые наши так называемые вершители не хотят менять даже в своей ментальности. В первую очередь это недоверие населению. Почему у нас выборы обставлены всякими барьерами? Потому что нет доверия гражданам. Дай им возможность выбирать, так они якобы выберут либо врагов власти, либо жуликов и дураков-популистов. И это недоверие является определяющим в системе «Мы и они». Люди ощущают, что есть «мы» и «они». В результате антиэлитные настроения в России растут в не меньшей степени, чем в Западной Европе или США.
«Люди поняли, что через выборы можно всех послать куда подальше»
— Из этого можно заключить, что нарастают оппозиционные настроения.
— В чем основная проблема нашей оппозиции? Она отрицает все, что сделал Путин. Он для них зло. Большинство это принять не может. Мы за него голосовали, мы его поддерживали, мы никогда не жили так хорошо, как при нем. Но даже без помощи оппозиции возникает ощущение, что все приходит к концу. Путин уже не тот, все или почти все его возможности в отношении внутреннего развития страны реализованы. Сегодня растет количество людей, которые считают, что срок эксплуатации нашего президента подходит к пределу. В воздухе летает что-то тревожное. Я думаю, и сам Путин это прекрасно понимает. Он действительно большой политик. Но перемен к лучшему последние годы не происходит.
Простой пример. Чего люди ждали после президентской кампании? Нового правительства и нового премьера. Я с уважением отношусь к Дмитрию Анатольевичу Медведеву. Но в массовом сознании прорыв и фамилия Медведев не очень друг другу соответствуют. Медведев как драйвер развития не воспринимается. Отсюда и падение интереса к его выступлениям. Многие ли смотрели большое интервью премьера? А те, кто смотрел, запомнили только то, что он пообещал сократить бедность на 200 процентов. Оговорился, хотел сказать вдвое. Получилась бессмыслица. Попытки вербальных интервенций со стороны министров уже не работают, в статистику никто не верит. То есть правительство существует в своем мире, на другой планете живет, родной, как говорил один из героев фильма «Кин-дза-дза». Это показывают фокус-группы, об этом мы все чаще и чаще слышим на интервью. Самым интересным вопросом во время большой пресс-конференции Путина я бы назвал достоверность статистики, о которой спрашивали журналисты. И вот перед самым Новым годом поменялся руководитель Росстата. Власть после пресс-конференции президента признала проблему: слишком большое расхождение между цифрами и реальной жизнью.
— Региональные выборы в сентябре показали, что поддержка Путина уже не является гарантией победы. Люди начали голосовать против кандидата власти просто потому, что его поддерживает власть. Это временно или президент утратил свое сакральное значение для россиян?
— Да, сакральность Путина осталась в прошлом. Того обожания, которое было еще два-три года назад, после 2014 года, уже нет. Перестала работать схема «царь хороший, а бояре плохие», хотя мы по-прежнему живем в квазисамодержавной стране. Перевод стрелок не помогает. За последнее время произошло то, чего вообще никогда не было. Если не ошибаюсь, 61 процент респондентов (по опросу «Левады») сказали, что за проблемы России несет ответственность Путин. При этом примерно столько же людей считают, что он справлялся со своей работой и его заслуга в том, что в стране произошли позитивные изменения. То есть одни и те же люди зачастую говорят, что Путин сделал много хорошего и что он виноват за проблемы. Защитный барьер, роль которого выполняли многие губернаторы в территориях, пробит. Громоотвод больше не срабатывает.
Хотя большинство все равно продолжает поддерживать Путина потому, что он безальтернативен. Будут надеяться и верить, что от увлечения внешней политикой он перейдет к внутренней повестке. Будут считать, что достойного преемника или замены нет. И за это он будет держаться до последнего. Но если Путин у нас тефлоновый, то губернаторы — нет, и кандидаты от «Единой России» тоже. Например, у меня все родственники в Приморье и много знакомых, я родился в Находке и много общаюсь с жителями края. Спрашиваю: «Почему прокатили Тарасенко?» Отвечают: «Потому что единоросс». Это уже как клеймо.
— Между тем в декабре пять губернаторов вступили в «Единую Россию». Это поможет партии или наоборот?
— Вступление Бречалова, губернатора Удмуртии, добавит партии плюсы, так как у него хороший рейтинг и претензии к нему не накопились. А вот вступление в партию власти челябинского губернатора Дубровского создаст проблемы и ему самому, и партии. Тут не тот случай, когда минус на минус дает плюс. Тут минус на минус дает два минуса. Замахнуться на президента никто не хочет и не может, но виновников искать надо. Пока во всем виновата «Единая Россия». То, что она стала центром притяжения общественного негатива, будет сказываться на результатах дальнейших выборов. Многие единороссы будут скрывать свою партийную принадлежность и делать ставку на самих себя. А был период, когда принадлежность к партии власти давала автоматически 15–20 процентов. Был период, когда вообще вопрос избрания решала фотография с Путиным.
— Изменится ли в итоге отношение избирателей к выборам, люди начнут ходить на голосования?
— У нас долгое время считалось, что выборы ничего не решают. Но, когда случилась ситуация со вторыми турами во Владимирской области, Хабаровском крае, Хакасии, когда отменили результаты выборов в Приморье, многие поняли, что выборы что-то решают. Главное, что обычные люди начинают понимать, что тайное голосование против — это самая легкая и безопасная форма протеста. Пришел на избирательный участок, достал фигу из кармана и никто не узнает, как ты проголосовал.
Проблема в том, что несистемная оппозиция все еще раскалывается по этому вопросу. Значительная ее часть по-прежнему считает, что выборы надо бойкотировать, что они не являются инструментом перемен. Хотя сменяемость власти и перемены должны обеспечивать именно выборы. Я сторонник эволюционного пути развития и считаю, что вопрос о власти должен решаться не на улице стенка на стенку. Тем более что главная революция, которая должна произойти, — это революция в сознании людей. Поэтому хорошая новость в том, что и власти поняли, что беспроблемных выборов больше не будет и люди поняли, что через выборы можно либо всех послать куда подальше, либо отправить месседж власти, которая привыкла опираться на опросы. У нас опросы заменили выборы. Но абсолютизация цифр количественных исследований — это путь в никуда.
— Произойдет ли переформатирование партийной системы?
— До выборов парламентских еще долго. Если «Единая Россия» будет проваливаться в 2019–2020 годах, будут приниматься какие-то решения. Если не будет проваливаться, все оставят как есть. Может быть, какой-то новый партийный проект и появится, чтобы показать пресловутое обновление и создать иллюзию, что какие-то не представленные ранее в политике слои общества теперь представлены. Но, скорее всего, большую роль станут играть коалиции. Я допускаю перезагрузку партийной системы, но не раньше 2020 года.
«На ближайших выборах, я думаю, мы получим по полной программе возвращение админресурса»
— Когда АП не стала продавливать ситуацию в «мятежных» регионах, возникло ощущение, что власть решила играть по-честному. Но последующие события в Приморье показали, что все осталось как раньше.
— Раньше выборы губернаторов проходили без проблем, и федеральные власти уверовали, что проблем в принципе быть не может. Перемена настроений прошла мимо тех, кто принимает решения. Думаю, теперь будут более тщательно относиться и к выдвижению кандидатов, будут уделять значительно больше внимания данным социологии и не будет таких ситуаций как с Зиминым, когда руководитель с высоким антирейтингом и низким рейтингом идет на следующий срок. Таких просто вовремя заменят.
За явкой уже вряд ли будут гнаться, так как она способствует росту протестного голосования. Поэтому можно ожидать, что где-то выборы будут и подсушивать: не будут сильно информировать население и привлекать лишнее внимание. Трудности (для власти) возрастают, но и механизмов достаточно, чтобы с этими трудностями бороться. Начиная с муниципального фильтра на выборах глав регионов и договоренностей с партиями, выставляющих своих кандидатов. Эти кандидаты, которые якобы будут составлять конкуренцию тому или иному кандидату от власти, будут максимально непривлекательными, с какими-нибудь странными фамилиями, непонятными биографиями, слишком молодые или слишком старые и т. д. А на выборах законодательных органов будет самое интересное. В последние годы самые жесткие бои шли на муниципальном уровне. Не исключено, что произойдет оживление и на уровне региональных парламентов.
Нас долго приучали к триаде — конкурентность, открытость, легитимность. Кстати, это работало, доверие к выборам росло. И даже победа коммуниста Левченко в Иркутской области паники не вызвала. Теперь во главу угла вроде бы ставится доверие, честность и чистота. Но как только происходит сбой, власть зачастую готова пуститься во все тяжкие. То есть честные выборы только тогда, когда люди голосуют так, как нужно власти. Поэтому на ближайших выборах, я думаю, мы получим по полной программе возвращение админресурса в качестве инструмента, потому что опять начнут жестко спрашивать за результат. И тогда чиновники на местах будут исходить из того, что цель оправдывает средства. Нам не показали, что поражение действующего губернатора — это не трагедия. Простой пример — с одной стороны здорово, что переносится столица ДФО во Владивосток. Но, с другой стороны, это выглядит как наказание хабаровчан. Ну подождали бы. Ведь этот вопрос обсуждался не один год, задолго до последних хабаровских и приморских выборов. А сейчас это выглядит так: «Вот вы так проголосовали — получите».
— Значит ли это, что регионы, где победят «неправильные» кандидаты, будут наказывать подобными методами? Например, сокращать финансовую поддержку?
— Учитывая, что победили все-таки представители системной оппозиции, я не думаю, что наказание может быть наносящим серьезный ущерб региону и уровню жизни в нем. Дотационные регионы без поддержки не останутся. Но пугать на выборах могут, в качестве примера могут приводить Хабаровск. Если ресурсная база будет и дальше уменьшаться, а денег в стране больше не становится, то «правильные» губернаторы будут получать больше других, а «неправильные» — меньше. Это, впрочем, было и раньше, неравенство в бюджетной обеспеченности было всегда, просто не так болезненно. Неравенство зависит не столько от партийной принадлежности главы, а от лоббистских возможностей, работы аппарата, качества подготовки документов. Вот здесь могут быть проблемы. Люди, которые избрались случайно, на волне протеста, у них не только нужных знакомств может не быть, они и работу аппарата могут дезорганизовать. И регионы, которые они возглавили, могут страдать не по причине желания федерального центра их наказать, а в силу того простого обстоятельства, что новый глава не обладает достаточным количеством компетенций, связей, навыков, опыта, умений. От того, что у него маленькая телефонная книжка, в конце концов, и что он сидит в качестве просителя в тех приемных, в которые другие заходят свободно, без проблем.
Возьмем конкретный кейс, пример Хакасии. Разве не знали, что у Зимина высокий антирейтинг и его избрание будет проблематичным? Знали. Но что сыграло свою роль? Вот приходят социологи с опросами в управление внутренней политики АП. Там смотрят, да, у Зимина плохие показатели. Потом кто-то говорит, что он дружит с Шойгу и Сечиным, а давайте не будем его трогать, а то себе дороже, как-нибудь выкрутится. На админресурсе, на слабых конкурентах авось пронесет. В итоге эти самые связи и знакомства, которые главный капитал для одних, в судьбе других сыграли роковую роль. Про Орлову тоже знали, что она непопулярна. Но с ней просто боялись связываться. Все знали, что она главная хлопальщица у президента. Путин еще сказать ничего не успевал, а она уже хлопала. По поводу нее даже анекдоты рассказывали. Никто так после выступления Путина энергично, громко, бодро и звонко не хлопал. Плюс жесткость. Все знали, что она такая женщина, которая и ногой может открыть тот или иной кабинет.
«Путин первый раз в жизни не понял актуальный народный запрос»
— Изменится ли кадровая политика на уровне глав регионов? Еще недавно на врио губернаторов назначали в основном молодых технократов, потом опять появились представители ФСО, политические тяжеловесы…
— После молодых технократов появились немолодые технократы и все остальные. Думаю, что тема технократов была искусственно раздута. Нужно было предложить обществу какой-то очередной миф по поводу кадровых решений, мотиваций, критериев. Вот были когда-то крепкие хозяйственники — теперь молодые технократы. Но на практике молодых технократов оказалось не так много. Появились и фэсэошники, такие старожилы, как Усс в Красноярском крае. Продвижением темы востребованности технократов занимались политологи, связанные с администрацией президента. В принципе, технократы — это сознательное упрощение, реальная жизнь намного сложнее. Подобрать в регион человека, отвечающего всем критериям, иногда бывает серьезной проблемой. Знаете, сколько было случаев отказов?
— Ну должность расстрельная.
— Если регион — донор, то это одна история. На такие регионы очередь может стоять. Совсем иная ситуация, если регион безнадежный, должник, в полубанкротном состоянии, где нет никаких точек роста и драйверов развития. Например, Курганская область или обделенная ресурсами Псковская область. А где-то лоббисты стоят в очередь, есть компании системообразующие. Мы же знаем, например, какую роль сыграл «Ростех» при назначении нынешнего губернатора Нижегородской области. И даже с полпредом вашим новым все ясно и понятно. Поэтому в поиске кадров все по-разному. Ясно одно, что одним из основных будет потенциальная избираемость.
— Повышение пенсионного возраста резко увеличило протестные настроения. Тем не менее люди не выходили массово на митинги. Почему?
— От протестных настроений до протестных действий дистанция огромного размера. Когда люди говорят, что они готовы к протесту, это не значит, что завтра они выйдут на площадь. Потому что им рассказывали, что на митингах ничего не решается, что там собирается пятая колонна, что она работает на интересы врагов России, потому что вообще выходить опасно. Могут задержать, оштрафовать, по голове дубинкой стукнуть. Да и выступление президента тоже смягчило настроения. Если уж Владимир Владимирович сказал, то плетью обуха не перешибить. Когда началась эта история, наивные люди в соцсетях писали, что все от Медведева исходит, что президент не знает и надо до него достучаться. Вот мы соберемся, Путин узнает и все поменяется. На самом деле все он прекрасно знал. И это отразилось на всем. Даже традиционное послание Федеральному Собранию по итогам года отменили. Почему? Новой повестки нет. Путин первый раз в жизни по серьезному не понял актуальный народный запрос. Его убедили, что он единолично формирует общественную повестку, что настоящий политик не тот, который идет за массами, а тот, кто ведет эти массы за собой.
Граждане видят, что Путин увлечен внешней повесткой, ему в кайф, а как только начинает говорить о внутренней, он скучнеет, ему не интересно. Главная надежда была на то, что он сумеет переключиться с внешнего направления на внутреннее, что в конце концов наша непоколебимость будет воспринята Западом и будет найден какой-то компромисс. А если даже компромисс не будет найден, то для того, чтобы выжить в нелегких условиях, стране нужно заниматься собственным развитием, а не Венесуэле дарить миллиарды. Но Путин не переключился на внутреннюю повестку полностью. Эта была серьезная ошибка.
— Как и пенсионная реформа?
— Вообще удивительно, как все было сделано с пенсионной реформой. Если бы была острая необходимость, все можно было устроить совершенно по-другому. Например, можно было для начала сравнять пенсионный возраст мужчин и женщин. Мужчины бы не возражали потому что они тоже сидят с детьми, умирают раньше и чаще. Потом можно было в каких-нибудь программах Малахова начать рассказать о том, как в 60 лет людей выталкивают на пенсию. Но наши власти совершенно уверовали в то, что народ потерял субъектность, легко поддается манипуляциям и абсолютно управляем, а телевидение — универсальный инструмент и ничего эффективней нет. Забыли, что за это время развивались соцсети. Например, в той же Якутии после телевидения вторым каналом по получению информации стал WhatsApp, и жители республики все обсуждают в его группах. Кстати, Путин на выборах получил самый низкий результат в Якутии в том числе потому, что его оппоненты эффективно раскручивали Грудинина через WhatsApp. Власти же ничего не могли противопоставить, да и не особо пытались, были уверены, что дело в группке шумных активистов. Можно вспомнить и выборы во Владимирской области. По итогам первого тура оппонент Орловой сказал, что область просто устала от грубости и истерик. Все это называется кессонная болезнь. Из грязи в князи. Кастовость, спесивость и высокомерие нашей элиты сыграло большую роль. «Маленькие» люди поняли, что с большими у них разные интересы. При этом очень многие уходят в частную жизнь.
«Укрупнения регионов без воли населения не будет»
— Кто выиграл или меньше других проиграл от пенсионной реформы и других непопулярных мер типа повышения НДС?
— Больше всех выиграли силовики. Потому что после 20 лет службы ты уже пенсионер. И это еще раз подчеркивает сословно-кастовый характер нашего общества. Коммунисты и ЛДПР тоже получили свой бонус. Хотя их борьба с пенсионной реформой не была очевидной. Вообще, нашу системную оппозицию многие с трудом отличают от «Единой России», а несистемная слишком антипатриотична. Пока из всех пытается стать народным только Навальный. Он время от времени пытается настроиться на одну волну с большинством. Поэтому на него набрасываются другие оппозиционеры. Мол, не дорожит чистотой идей, ставит себя в центр всего. При этом Навальный вызывает интерес у самой разной публики, не только у молодежи. Все чаще встречаются в соцсетях, когда кто-то критикует Навального, такие слова: «Я с Навальным не согласен, он мне не симпатичен, я его не поддерживаю, но…» И дальше начинается. Я думаю, что Навальный играет разогревающую роль.
— То есть роль Навального вы видите только в этом?
— Он, конечно, надеется всех пережить, даже физически. И чем ниже будет рейтинг власти, тем выше будет у него. Но его роль все-таки проходная. Он своего рода Иоанн Предтеча от оппозиции.
— Следом надо ждать «пришествия Христа»?
— Я не знаю, кто придет за ним. Но можно взять для примера Армению. Пашинян был малоизвестным политиком, а посмотрите, что сейчас. Поговорите с московскими армянами или казанскими. Все от Пашиняна в полном восторге. Его партия получила более 70 процентов голосов на выборах. А кто его знал еще пару лет назад? Хотя в Армении тоже была своя оппозиция.
— А Путин тем временем будет дистанцироваться от непопулярных мер, о неизбежности которых говорят многие эксперты?
— Конечно, будет дистанцироваться. У него есть последний лепесток цветика-семицветика. Это отставка правительства. Но это произойдет, если совсем будет невмоготу, если запрос на перемены начнет зашкаливать. Полагаю, это произойдет ближе к выборам в Госдуму в 2021 году.
— Неоднократно предсказывали отставку Медведева, но Путин этого до сих пор не сделал. Нет ощущения, что пока он у власти, Медведев никуда не денется?
— Медведев — надежный соратник и партнер. Он доказал свою преданность и лояльность. Есть еще личные отношения, через которые трудно переступить. Поэтому в отставку его отправят только в том случае, если будет меганепопулярен или если надо будет кем-то жертвовать ради политической выживаемости. Но это самый крайний случай. Хотя ситуация и сегодня не очень благополучная. После выборов прозвучало слово «прорыв». Но нет даже программы прорыва. 12 национальных проектов — это не про прорыв, а очередное распределение бюджета на решение социальных задач. Неочевидны цели, непонятны оценки их достижения, денег на перспективную инфраструктуру тоже нет. Равномерное размазывание каши по тарелке.
Сильные регионы при настоящем федерализме сами могут справляться со своими проблемами. Только бы не мешали. Но Россия — никакая не федерация. По факту она унитарное государство, причем централизованное. А ведь можно расширить коридор возможностей для регионов, которые способны решать свои проблемы. Тот же Татарстан. Я не считаю, что в Татарстане управленческий корпус хуже, глупее или менее профессиональный, чем московский и федеральный. Там есть своя специфика и издержки. Минниханов искреннее пытается быть драйвером развития, лоббистом, защитником интересов республики. И что мы имеем в итоге? Попытку встроить Казань в общую колонну, привести к общему знаменателю. Сейчас еще будет рубка по поводу статуса президентства вашего.
— Думаете, будут убирать?
— Из вашего парламента уже звучали заявления, что это традиция, от которой нельзя отказываться. Я думаю, такие заявления тоже являются раздражителем. Но дело даже не в Татарстане и не в статусе президента, а в том, что невозможно такой огромной страной управлять из единого центра, исходя из того, что все дураки. С горами всяких бюрократических критериев, основных показателей и разной отчетности. Кстати, в Китае, когда начинались реформы, требовали всего только трех вещей. Это рост валового регионального продукта, объем привлеченных инвестиций и рост доходов. Этого было вполне достаточно. 40 лет реформ и открытости Китая вывели его на второе место в мире.
Изъяны нашей системы управления — это вообще отдельная тема. Здесь серьезные проблемы. Даже руководитель ФАС Артемьев заявил, что у нас в некоторых регионах экономический феодализм. То есть много всего, что мешает развитию, с чем надо бороться. Но борьба происходит в основном с оппозицией.
— А может ли произойти укрупнение регионов?
— Президент уже говорил, что нельзя этого делать без поддержки жителей территорий. А добровольно, думаю, желающих не будет. Те, кто уже участвовал в объединениях, не очень счастливы. Вся проблема в том, что объединение двух бедных не дает богатого, а поглощение бедного богатым приводит к тому, что бедный в итоге остается совсем без внимания и теряет те преференции, которые имел. Объединения должны проходить на основе референдумов. Но сейчас лучше не раскачивать ситуацию, последствия могут быть серьезные. Я вижу, что и президент настроен консервативно — и в отношении объединений регионов, и в отношении Конституции.
«Система, похоже, идет вразнос»
— Значит, переписывать Конституцию пока не будут? Об этом была большая дискуссия.
— В нашей Конституции есть все необходимое. Проблема не в Конституции, а в правоприменении, в том, что жизнь у нас идет не по Конституции. Не допускать возможности каких-то правок, конечно, нельзя. Но появление новой Конституции я бы исключил, а все разговоры об этом — тень на плетень и отвлечение внимания от реальных проблем на мнимые, что у нас хорошо умеют делать.
— В последнее время российских чиновников словно поразил какой-то вирус, и они стали делать разные оскорбительные заявления. В Telegram-каналах даже писали, что это организованная сверхкампания, призванная продемонстрировать народу, как единороссы борются за чистоту рядов.
— Да, некоторые говорят, что вся эта история инициирована Кремлем. Я в это не верю. Думаю, когда выяснилось, что количество людей, делающих такие заявления, зашкаливает, надо было как-то реагировать, и решили представить так, что все делается из единого центра для того, чтобы другим чиновникам неповадно было и чтобы «Единая Россия» могла громко заявить о борьбе с таким явлением. Сыграли свою роль и соцсети. Я знаю кучу граждан, которые готовы перепостить все что угодно, если речь идет о чиновниках, даже не проверяя факты. А когда это уже невозможно было не замечать, тогда подключились официальные СМИ и началась кампания всеобщего осуждения этих пойманных за язык чиновников. К тому же люди стали более нетерпимы к подобным вещам.
— То есть чиновники и раньше говорили такое, только эти высказывания не попадали в публичное пространство?
— Да, конечно. И еще не такое говорили. Но это никуда не выходило.
— Минувшей осенью два сюжета вызвали большой резонанс. Это вызов Виктора Золотова на дуэль Алексея Навального и история вокруг «сотрудников ГРУ» Боширова и Петрова. По этому поводу появилось множество мемов, иронических и откровенно издевательских постов. О чем говорит появление подобных сюжетов?
— О том, что система, похоже, идет в разнос. Представление о том, что все управляется из единого центра, что есть какие-то сценарии, проработанные на годы вперед, и если кто-то что-то заявляет, значит, это кому-нибудь нужно, не вполне соответствуют действительности. Тот же Золотов вполне мог проявить личную инициативу. Я не думаю, что ему позвонили и сказали: «Не могли бы вы выступить против Навального?». Думаю, что он посмотрел на то, как это сделал человек до него…
— Усманов.
— Да. И подумал: «А чем я хуже? Я не Усманов. Я Золотов. Я круче, я лучше, и у меня все получится». Кто-то говорит, что ему подсказали пиарщики, а последствия не просчитали. Я не думаю, что Путин контролирует все и управляет всем. Многие вещи происходят сами по себе. Некоторые вещи становятся следствием подковерной борьбы, некоторые — результатом пагубной самодеятельности и неправильных советов. Хотели как лучше, а получили как всегда. А некоторые вообще происходят спонтанно. Я не верю в конспирологию и не верю, что когда есть простое объяснение, надо искать что-то сложное.
— Еще одна кампания, присвоение имен аэропортам, привела к нескольким скандалам. Оказалось, что решающее слово за президентом, а мнение народа не так уж и важно. Но есть и версия, что все это делалось, чтобы отвлечь внимание людей от негативной повестки. Вы согласны?
— Кампания закончилась весьма своеобразно. Например, Шереметьево не хочет официально переименовываться. А некоторые названия вообще выглядят смешно. Верните Мурманску название Романов-на-Мурмане, и все будет логично — аэропорт имени Николая Второго. Хотя в ордена Ленина городе-герое звучит очень странно. Вообще изначально такие инициативы появляются как желания тех или иных чиновников показать, что они люди деятельные, работают, формируют повестку, занимаются патриотическим воспитанием широких народных масс. В данном случае я имею в виду Мединского. Сначала появляется идея, потом начинается зондирование общественного мнения. И тут выясняется, что есть негативная повестка и можно попытаться переключить внимание с одной темы на другую. Почему я не согласен с конспирологами? Они думают, что все происходит так: сидят какие-то люди и думают: «Надо что-нибудь придумать. Что-то у нас тут сплошной негатив. Что бы такое запустить?» Думаю, все немножко по-другому. Инициатива появляется вне негативного контекста, вне «заговора» по переключению внимания и вне желания перекрыть одно другим. Она появляется как вполне креативная позитивная идея в рамках системы политического планирования и отталкивается от того, что есть. Из воздуха ничего не придумывается.
«Путин останется главным моральным авторитетом и держатлем всех ниточек реального управления»
— Как изменился баланс интересов властных групп вокруг Путина в последние месяцы, которые живут в ожидании транзита власти?
— Эта тема, мной нелюбимая. Есть коллеги, которые этим очень интересуются. Например, Евгений Минченко, который описывает новое Политбюро. Ценю его усилия. Но многие представители элиты по этому поводу смеются. Они говорят, что если бы предлагаемая схема «Политбюро» адекватно описывала ситуацию, расстановку сил, механизмы влияний и давала фотографическую картинку происходящего, то Евгения уже бы давно попросили этого не делать и этого продукта не было бы на рынке.
— Сохранит ли Путин контроль над страной после 2024 года? Или, может быть, он уйдет раньше?
— Я допускаю, что Путин может уйти раньше 2024-го, но контроль над страной он сохранит. Это очевидно, и по-другому быть не может. Заметно, что он уже устал. Ему самому уже хотелось бы отдохнуть и отдать страну в надежные руки. Вопрос — в чьи? Каким будет коридор возможностей этого человека? Чем, кроме личных обязательств, будет гарантирована преемственность курса? Кстати, для улучшения отношений с Западом смена президента дает новые возможности маневра. Когда станет так, что отношения России и Запада хуже быть уже не могут, должны появиться новые подходы. Для того чтобы всем сохранить лицо и достичь результата, переговоры с США и их союзниками требуют человека, не вызывающего там отторжения. Путин останется главным моральным авторитетом, национальным лидером и держателем всех ниточек реального управления. Может такое быть? Гипотетически — да. Поживем — увидим.
— Чего можно ожидать от 2019 года? Какие сюрпризы готовит нам власть?
— Пессимисты говорят, что хуже быть не может. А оптимисты говорят: «Может». Я — оптимист.
Свежие комментарии